Оракулы перекрестков - Страница 25

В этот же миг Бенджамиль, сам не зная зачем, поднёс сигарету ко рту и затянулся. Сладковато-горький, шершавый, как тёрка, дым заполнил лёгкие, Бен не удержал его в себе и мучительно закашлялся. Вторая затяжка получилась гораздо лучше, хотя в горле першило неимоверно, а на глаза навернулись слезы. Виктор одобрительно хлопнул его по плечу и отобрал сигарету.

— Ну как? — спросил он с интересом.

Бенджамиль осторожно прислушивался к своим ощущениям.

— Вроде ничего. В смысле, я ничего не чувствую! — сказал он наконец и засмеялся.

Виктор засмеялся следом.

В детстве отец несколько раз водил Бенджамиля купаться в реке. Теперь эта речка, равно как и прочие, упрятана в бетонную трубу, но тогда, двадцать пять лет назад, ещё были на её берегах маленькие платные пляжи с тентами и шезлонгами. Теперь старые воспоминания ожили, и Бену показалось, будто его подхватило тёплое водяное течение. Несёт куда-то, медленно переворачивая через голову. Мир вокруг сделался простым, лёгким и прозрачным.

— Значит, ты не любишь корпорацию? — спросил Бен, пытаясь настроиться на серьёзный лад. — Из чувства протеста работаешь на Сити? А в Рождество наряжаешься Санта-Клаусом и лазишь по трубам с красным мешком?

Хихикнув, Бенджамиль потыкал ногой один из объёмистых трёхцветных мешков, действительно стоявших вдоль решётки балконного ограждения.

— Никуда я не лажу, — удивлённо сказал Штерн, выпуская изо рта белёсое облачко дыма. — Я люблю корпорацию… Никогда не кусай руку, которая тебя… Эй, Бенни! Рождество — запрещённый праздник! Откуда ты знаешь о непристойно-мистических, безнравственных персонажах вроде Санты?

— Мне мама рассказывала, в детстве, — признался Бен. — И никакой он не безнравственный, добрый старик, по трубам лазил. Скажу по секрету, мне родители даже Библию вслух читали. Только т-с-с-с! Никому!..

Виктор понимающе приложил ладонь к губам.

После смерти отца Бенджамиль с матерью переселились в нынешнюю квартиру. Мать прожила в ней всего два года. Спустя какое-то время Бен вспомнил о Библии. Он перерыл все старые вещи в поисках толстого брикета потрёпанных листов, но так ничего и не нашёл. Наверное, книга осталась где-нибудь в тайнике на старой квартире. А может быть, мать сожгла её от греха подальше.

Бенджамиль, помотав головой, взял протянутую ему сигарету и с каверзным, обличающим видом погрозил Виктору пальцем:

— А ты откуда знаешь про эту чертовщину?

— Я-то? Я вообще много чего знаю.

— Нет! Серьёзно!

— Серьёзно? Если серьёзно, то я иногда лажу через телефонную сеть в закрытые разделы инфохрана корпорации. Только это не совсем законно. Так что т-с-с-с. Никому!!!

— Ага! Я же говорил, что лазаешь! — радостно воскликнул Бен.

— Представляешь, — продолжал Виктор вдохновенно, — раньше весь мир был связан информационной сетью и каждый, кто пожелает, мог совершенно официально туда зайти, узнать всё, что хочет… а теперь приходится лазать…

— С мешком… — прыснул Бенджамиль.

— Балда! — сказал Виктор, ухмыляясь. — Это не мешок, это парашют.

— На хрена?! — Бенджамиль выпучил глаза.

— С ним можно прыгнуть вниз.

— Ну?! Дашь примерить?

Когда Виктор закончил затягивать лямки вокруг ног Бенджамиля, оба приятеля уже покатывались от хохота. Бен всё время пытался заглянуть себе за спину, чтобы посмотреть, как сидит ранец, а Виктор пытался удержать его на месте.

— Дай-ка ракету! — Виктор забрал у Бена коротенький окурок и отступил на пару шагов. — Вот и вся наука, — сказал он, осматривая экипированного парашютиста с ног до головы. — Ремни регулируются автоматически, вытяжной фал привязан к перилам.

— Как я выгляжу? — спросил Бен.

— Как полный придурок! — Виктор затянулся последний раз и бросил бычок вниз. — Хочешь прыгнуть? — неожиданно предложил он.

Бенджамиль попытался проследить глазами полет окурка. Весёлость его слегка поубавилась.

— Хотя под кайфом прыгать нельзя, — сказал Виктор.

— Почему? — Бен с трудом оторвался от созерцания тёмного провала улицы.

— Потому что можешь полететь не вниз, а вверх, — захохотал Виктор.

Когда новый взрыв веселья угас, Штерн объяснил, вытирая глаза:

— Прыгать надо в свой счастливый день. Я прыгаю только по средам. У тебя сегодня день, несомненно, счастливый, но злоупотреблять везением не стоит. Тем более, что в одном из парашютов обрезан вытяжной шнур, а я не знаю, в каком.

— Зачем обрезан? — глупо улыбаясь, спросил Бенджамиль.

— Лекарство от пресной жизни! — Виктор махнул рукой. — Не обращай внимания… А не послать ли нам за десертом?!

Они стояли рядышком, облокотившись на перила балюстрады, и лениво курили, бережно передавая друг другу сигарету огоньком кверху.

— Помнишь Розану Табоне? — спросил Виктор.

Тлеющий кончик сигареты подсветил красным тени на его острых скулах.

— Такая высокая, тёмная? Родинка вот тут, над губой?

Виктор кивнул.

— Помню, — сказал Бен. — Только не помню, что она Табоне.

— Нам было лет по четырнадцать. — Виктор блаженно улыбнулся. — Мы с Рози приходили на станцию, забирались вдвоём в одну таблетку, потом вводили код семнадцатой станции нашей ветки и отправлялись до самой границы аутсайда, сначала сорок минут туда, а потом сорок минут обратно. И всю дорогу мы любили друг дружку прямо в таблетке. Вот это было настоящее счастье.

Бенджамиль восхищённо и недоверчиво покачал головой:

— И ни разу никому не проболтались?

— Ни разу.