«Какое совпадение, — подумал Бен. — Оракула тоже надо сдавить в кулаке».
— Три раза жмёшь его в пальцах, потом «бах!», он приходит в боевое состояние и жрёт всё, до чего доберётся. Что скажешь? — Виктор выжидательно уставился на Бенджамиля.
— А кому нужно убивать биллектронику? — спросил Бен.
— Русским, — сказал Штерн как не в чём не бывало.
Бенджамиль открыл и закрыл рот.
— Ну да! Русским! А что тут такого? — Виктор возбуждённо прошёлся взад-вперёд. — Полгода назад со мной связались русские из Байкальской Автономии. Они не конкретизировали суть конечного продукта. Просто обрисовали общую задачу. Заплатили хороший аванс. Я уже потратил его на мини-факт, замечательный, практически профессиональный монтажный стенд. По-моему, всё удалось по высшему разряду! Я сам не ожидал!
— А зачем русским «тараканы»? — спросил Бен, всё больше убеждаясь в том, что его товарищ — сумасшедший гений.
— Наверное, хотят устроить подлянку чайникам. Почём мне знать! — воскликнул Виктор. — Да и по хрену мне! Русские мне нравятся больше мандаринов! Русские заплатят мне такие деньги, что можно будет купить остров на каком-нибудь архипелаге! Хочешь, поедем вдвоём! Бенни, ты хоть раз видел море?
— Я не видел моря. Разве что на три-М-картинках, — задумчиво сказал Бен. — Вик, русские непременно используют «тараканов», только технологию они всё равно не удержат, рано или поздно она будет в Поднебесной.
— Ещё бы! — Штерн самодовольно улыбнулся. — Только я не намерен ждать «рано или поздно», я сам продам чайникам рецепт, как только они назовут приличную цену.
Бенджамиль понимал, что должен негодовать и ужасаться, но отчего-то не ощущал в себе ни того ни другого. Напротив, всю его сущность захлестнула волна азарта: «Ну и пусть! Пускай мир катится в тартарары! Всё одно веселее».
— Но это же конец света, апокалипсис! — сказал Бен, понижая голос.
— Браво!!! — взревел Штерн. — Двадцать марок штрафа за нецензурно-религиозные выражения!
— Но, Вик, речь идёт о всём мире.
— Срал я на мир!
— Тогда подумай о себе.
— Срал я на себя!
— А другие люди? — беспомощно спросил Бен. — Я даже не представляю, во что это выльется.
— Другие люди? — зловеще проговорил Виктор. — Возьмём, к примеру, тебя. Есть ли у тебя, Бенджамиль Мэй, что-нибудь такое, чего стоило бы держаться в этой гребаной жизни? Отвечай сразу и без раздумий. Молчишь? Молчишь, потому что тебе нечего возразить.
И хотя Бену очень хотелось закричать: «Всё не так!» — он вдруг с ужасом сообразил, что не может назвать ни одной вещи, ради которой стоило бы жить. Он чувствовал, что это неправильно, что Виктор просто запутал его своими словами, перемешанными с «сатом» и сдобренными стимулятором «ши», но, хоть убей, не мог подобрать ни единого довода.
— Эти бешеные дегенераты не станут ждать, пока ты продашь технологию мандаринам, — сказал Бен мрачно, — они просто грохнут тебя в этой комнате и заберут твой аквариум.
— Хрен они заберут! — Виктор засмеялся. — Я сумею за себя постоять, а если не сумею — так туда мне и дорога… Только что-то эти дегенераты не торопятся, — добавил он задумчиво. — Оговорённый срок уж три недели как прошёл, а от русских ни слуху ни духу. Ну ничего, я терпеливый, неделю ещё подожду для ровного счета, а там посмотрим.
— Вик, на кой ты мне всё это рассказал? — тихонько спросил Бен.
Виктор равнодушно пожал плечами, затем извлёк из брючного кармана пакет с красными таблетками, бросил одну в рот, другую протянул Бенджамилю. Бен помотал головой. Виктор сунул таблетку обратно в пакет, поморщился и отхлебнул вина.
— Почему бы и нет? — сказал он после некоторого раздумья. — Мне захотелось, а ты оказался под рукой.
— Очень приятно, — пробормотал Бенджамиль.
Огромные солнечные часы на потолке необъятной гостиной показывали почти три ночи, но сна не было ни в одном глазу. Развалившись в широких креслах, приятели тянули вино и разговаривали. Длинная тень секундной стрелки беззвучно вращалась над их головами, словно лопасть гигантского вентилятора, то становясь чётче, то совсем исчезая в тени. Потолочные светильники были почти погашены, и дальние концы зала тонули в сумраке, только крышка стола-вычислителя да основания колонн излучали прохладное сияние. Штерн курил.
Иногда, распространяя вокруг себя тихое гудение сервоприводов, появлялась Амаль, меняла тарелки с закуской и исчезала, как механическое привидение. Вялые завитки табачного дыма плыли в теплом стоячем воздухе.
— Возможно, ты прав, даже скорее всего прав, — сказал Виктор, отхлёбывая из высокого бокала. — Вся моя жизнь, всё моё отношение к жизни пропитано дрянной ненормальностью, я и сам, в сущности, ненормальный, но даже если ты прав, это всё равно ничего не меняет.
— Почему это не меняет? — возмутился Бен. — Очень даже меняет! Если ты понимаешь, что действия и мысли твои ненормальны, то половина проблемы уже решена. А если вторую половину решить самому не под силу, то можно обратиться к психологу. А что тут такого?
Виктор невесело засмеялся:
— Чудак ты человек, Бенни Мэй! Оно, может, и здорово — поселиться в аутсайде, жениться на толстозадой глупой блондинке, коллекционировать пробки от крепких напитков, каких никогда и не нюхал, смотреть вечерами одобренные отделом культуры лонгливеры, да только мне это не поможет. Во мне проделана дыра, не дыра — дырища! Сквозь эту прореху из меня вытекает сама жизнь со всеми красками, радостями, восторгами! А ты советуешь заткнуть её пробкой от пустой бутылки!