Оракулы перекрестков - Страница 44

Позади раскрылась дверь, Бенджамиль, вздрогнув, убрал руку и обернулся.

— Это настоящие книги, — сказала Марси, опуская на столик поднос с парой высоких чашек. — Страшно редкая штука, один друг достал. Блажь, в сущности, но мне нравится. Э… Ты не против, если мы здесь поедим, а то у меня на кухне не очень чисто?

— Можно и здесь. — Бенджамиль приблизил лицо к другой обложке с плохо различимой длинной надписью. — Наверное, стоят уйму денег?.. Антуан де Сент…

— Де Сент-Экзюпери, — подсказала Марси. — Не знаю, сколько они стоят и покупает ли их кто-нибудь вообще, просто их трудно достать, вот и всё.

— Может, и так, — с сомнением пробормотал Бен.

Он оторвался от книг и подошел к зашторенному окну.

— Любишь полумрак? — Бен осторожно отодвинул край занавески.

Юные грабители были всё ещё там, сидели кружком на корточках, курили и оживлённо болтали. Даже с высоты восьмого этажа Бен отчётливо видел наглые терпеливые макушки хищных щенков.

— Когда как, — сказала за спиной Марси. — Просто я спала до того, как на лестнице поднялся тарарам и мне пришлось втаскивать тебя в квартиру. Можешь раздвинуть шторы, если хочешь, лично мне полумрак не мешает.

— Нет, нет, — поспешно сказал Бен, отходя от окна, — мне тоже не мешает. Тем более, что ребятишки всё ещё там. Что-то мне не хочется привлекать их внимание.

— Да ты уж и так…

Марси быстро обогнула кровать и, потеснив Бена, выглянула наружу.

— Действительно сидят, — подтвердила она. — Интересно, чем ты им так насолил?

Бенджамиль хмыкнул:

— Маленьким ублюдкам понравились мои ботинки.

— Они вовсе не ублюдки, — укоризненно сказала Марси, задёргивая штору. — Дурной мир лепит нас на дурной лад. Они отравлены миром, но они не ублюдки. Они ещё слишком молоды, чтобы толкать их всех в одну таблетку. Знаешь, как называют старшие трэчеры молодёжь?

Бен помотал головой.

— Спермой. — Марси отошла от окна. — Потому, что они пока лишь заготовки, а из заготовок может получиться, в сущности, всё, что угодно.

Бенджамилю стало мучительно неловко, но в то же время на него накатила волна жгучего раздражения. Легко говорить умные слова и защищать этих краснозубых ангелков, когда они не гонятся за тобой с трубами.

— Это не я так говорю, — добавила девушка, явно почувствовав его состояние.

— А кто?

— Мишель.

— Что за Мишель?

— Это один мой друг.

— Тот, что достал книги? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Бен.

— Тот самый, — подтвердила Марси. — Иногда он говорит удивительные вещи. Даже странно, как до такого можно додуматься.

— И какой он, этот твой друг? — спросил Бен, теребя край шторы.

Он постарался сказать это совершенно равнодушно, как будто ему и дела не было до загадочных друзей Марси, но девушка опять, казалось, угадала его мысли.

— Да почти такой же, как ты, только старше! — заявила она, окатив Бенджамиля с ног до головы обезоруживающей улыбкой. — А ребята привязались к тебе только потому, что ты не местный. Вообще-то они днём даже чужих обычно не трогают, не то что местных. Здесь половина сектора принадлежит Халиду. Потому и район у нас относительно спокойный. Но чужие вроде как вне закона. — Марси виновато развела руками.

«Ещё бы, — подумал Бенджамиль, — за своих Халид яйца отрежет… У меня что, на лбу написано, что я не местный?»

— Слушай, Марси, — сказал Бен обиженно. — У меня что, на лбу надпись: «Парень из аутсайда — можно грабить»?

Марьям пожала плечами:

— Можно и так сказать. Я, честно говоря, решила, что ты из белого буфа, что по делам приехал! В выходные сюда много корпи приезжает, но они обычно развлекаются в заведениях на самой окраине, а тебя к нам занесло, в серо-зелёный.

Бенджамиль искоса взглянул на ангела по имени Марси, и события минувшего дня и двух ночей вдруг представились ему чем-то неаппетитно-гнусным, вроде раздавленной улитки, чем-то таким, о чём совершенно не хочется рассказывать такой чудесной девушке с солнечной улыбкой.

— Я не развлекался, — вздохнув, сказал Бен. — Я был здесь по делам, заблудился и отстал от прыгуна. Теперь вот пытаюсь добраться до тубвея. Пока неудачно.

Марси грустно улыбнулась:

— Это заметно. А насчёт надписи на лбу ты не обижайся. Мы переехали в чёрный буфер из белого, когда мне было двенадцать, и в течение следующих десяти лет мне то и дело напоминали про мой лоб. Честное слово.

Девушка вдруг как-то сникла, и Бенджамиль спросил первое, что пришло на ум:

— Марси, а ты всегда по воскресеньям спишь до полудня?

Марьям недоуменно уставилась на своего гостя.

— Ну, ты сама сказала, что спала, когда в подъезде начался тарарам.

— А! Это! — Девушка оживилась. — Я просто отсыпалась после спектакля.

— Спектакля?

— Ну постановки!

— Постановки?

— Бенни, ты хотя бы представляешь себе, что такое театр?! — воскликнула Марси.

Брови девушки-ангела приподнялись, глаза заблестели, по всему было видно, что разговор повернул в нужное русло.

— Не совсем, — сказал Бенджамиль, заражаясь флюидами весёлости. — В смысле, помню что-то такое из школьной программы. Это вроде как визуальное искусство, вытесненное со сцены кинематографом, а потом телевидением.

— Сам ты вытесненный! — Сквозь смуглую кожу Марьям проступил румянец. — Говоришь «сцена», а сам не знаешь, что это такое!

После пяти минут страстных и путаных разъяснений Бенджамиль понял четыре вещи: что театр — это несравненно лучше, чем сериалы-лонгливеры по инфосети, что театр — это не совсем законно, что, как следствие, он располагается в каком-то подвальном помещении и что ему, Бенджамилю Френсису Мэю, до смерти хочется хотя бы разок побывать на спектакле.