Оракулы перекрестков - Страница 69

Максуд и Бенджамиль сложной траекторией двигались сквозь пёстрый шумный хаос. Максуда то и дело окликали какие-то люди, он махал рукою, смеялся, что-то отвечал на ходу. Миновав последние огненные бочки, они наконец добрались до лестницы и стали быстро подниматься наверх. Макса здесь тоже узнавали, здоровались, спрашивали, как дела, раздвигались, освобождая дорогу.

Добравшись до самой верхней ступеньки, Бен остановился и поглядел вниз. Максуд потянул его в глубь террасы, к одной из широких двустворчатых дверей с фрамугой.

— Что они празднуют? — спросил Бен, оборачиваясь.

— Войну с Кабуки. — Максуд засмеялся. — Считай, что это преддверие военного совета. А вообще, здесь частенько бывают подобные толкучки. Толочься любят все, особенно если яфат угощает. Пошли, нас ждут.

Прямо на остеклённой двери был нарисован разлапистый крест, а фрамугу пересекала надпись, сделанная франглийскими буквами: «С нами Бог!» Внутри просторного вестибюля, перед лестницей с побитыми балясинами, стояли несколько мужчин в дефендерах и с короткоствольными автоматами на ремнях. При виде Максуда они расступились в стороны. Макс хлопнул кого-то по плечу, кому-то подмигнул и побежал наверх. Бен старался не отставать. На ходу он думал, что мужчины в вестибюле — это, наверное, охрана, и ещё думал о том, что у него под мышкой висит внушительный ствол, до которого охране, видимо, нет никакого дела. «Странные люди, странная логика, — думал Бен, прыгая со ступеньки на ступеньку. — Или их яфат настолько смел, или настолько глуп, или настолько популярен? Ничего я не понимаю в этом чёртовом Сити».

Второй этаж оказался освещён гораздо хуже, чем первый.

— Яфат не любит яркого света, — объяснил Максуд, увлекая Бенджамиля через полутёмную залу к приоткрытой двери, из-за которой слышались оживлённый гомон и неразборчивые выкрики.

Бенджамилю сделалось страшно. Ему вдруг показалось, что там внутри жуткое пиршество полумифических каннибалов. Представились слюнявые пасти с клыками, размалёванные чудовищные маски, чёрная человеческая голова на блюде, но дверь раскрылась, и Бен увидел перед собой высокий и длинный зал, мало чем отличавшийся от предыдущего. Света было действительно маловато. Верхнее освещение не горело, и вся громада необъятного помещения освещалась какими-то жалкими настольными ночниками, впрочем, собравшуюся публику это совершенно не смущало. Между столами, расставленными в две линии и сдвинутыми по три-четыре штуки вместе, толкалось человек двести. По яркости пёстрых костюмов, по экспансивности выкриков и хохота эта компания почти не отличалась от той, которая веселилась в парке. Разве что прямо на полу никто никого не имел.

Максуд, волоча за собой Бена, напористо двигался вперёд. Лавируя между пьющими и орущими вождями семьи Чероки, отвечая на приветствия, обещая выпить чуть позже, он пристально зыркал по сторонам, словно выискивая кого-то среди шумной толпы. Примерно на середине зала он встал, вытянув шею, огляделся по сторонам и, похоже, не найдя того, кого как тщательно высматривал, потянул Бенджамиля к ближайшей четверке столов.

— Вот, — сказал он, приближая свою голову к голове фатара. — Стой здесь, ешь, пей, общайся. Я скоро, — и растворился в толпе.

Оставшемуся в одиночестве Бенджамилю стало не по себе. Но, постепенно сообразив, что на него никто не обращает внимания, он совершенно успокоился, даже принялся осматриваться по сторонам. Гулянка во дворце яфата всё же отличалась от гулянки под окнами вокруг огненных бочек. Если внизу веселилась преимущественно молодёжь, то здесь средний возраст присутствующих колебался от тридцати до пятидесяти и даже старше, просто яркие, крикливые костюмы с первого взгляда скрадывали возраст, прятали морщины, скрывали лысины, да и развязное поведение пожилых мальчишек вносило свою лепту в хитрый обман зрения. Только приглядевшись повнимательнее, Бен понял, что подавляющему большинству из подвыпивших юношей уже давно минуло девятнадцать.

Стульев в зале не было вовсе, и вся шатия-братия пила и закусывала стоя. На столах, застеленных темными неопрятными скатертями, теснились ряды бутылок, блестели гладкими боками ёмкости с пивом, точно такие же, как в заведении Гансана Маншаля. Между бутылками и пивом, услужливо разинув жестяные рты, бесстыже демонстрировали свои консервные внутренности банки всевозможных форм и размеров. Между банками на плоских разовых тарелках горками лежали остывшие ломтики жареного мяса. Судя по запаху, настоящего жареного мяса. Рот Бенджамиля моментально наполнился слюной. Отыскав на столе пустую кружку, он нацедил в неё первого попавшегося пива, подхватил тарелочку с мясом и замер на месте. Со стола, с того места, что закрывало донышко тарелки, на него смотрел большой и задумчивый глаз. Бенджамиль машинально отхлебнул пива. Взяв с тарелки губами чуть пригоревший волокнистый мясной ломтик, Бен отставил тарелочку в сторону и принялся сдвигать банки и бутылки. Он расчистил квадрат размером с экран рабочего терминала. Прямо на скатерти было мастерски нарисовано пухлощёкое, золотокудрое лицо ребёнка, подпиравшего рукой маленький решительный подбородок. Покрытое трещинками изображение поражало удивительной реалистичностью. Это мало походило на картинки, украшавшие фасады домов и стены храма. Бенджамиль коснулся детского лица ладонью. Поверхность скатерти была шершавой и заскорузлой.

— Хорошая толкучка! — Справа от Бенджамиля возник мужчина с болезненно худым лицом, его переносье украшали четыре кольца, продетых, по-видимому, прямо через кость. — Максуд сказал мне, что ты из Бентли и что ты его фатар. Хочу выпить с фатаром Максуда.