Оракулы перекрестков - Страница 72

— Двадцати шагов нам хватит, — презрительно ответил Максуд и пошёл в центр залы.

Сухощавый двинулся следом. Ху-Ху, сложив на животе короткие ручки, напряжённо смотрел ему в спину. Его глаза были полуприкрыты тяжёлыми веками, он очень хотел казаться спокойным.

Дуэлянтам указали их места, и они сели друг против друга, подогнув ноги и выпрямив спины.

— Повязки! — сказал крупье.

Двое молодых людей быстро подошли — один к Максуду, другой к переводчику. В их руках оказались тёмные плотные повязки, которыми они завязали глаза обоим бойцам. Затем в правую руку каждого из дуэлянтов был вложен заряженный пистолет. Почти одновременно приняв оружие, оба мужчины опустили пистолеты вниз и упёрли стволами в пол.

— Шнур! — распорядился крупье.

Каждый из противников вытянул вперёд левую руку. Секунданты разошлись в разные стороны, разворачивая длинную верёвку, связанную из трёх кусков. Концы верёвки дали Максуду и переводчику. Максуд ловко крутнул ладонью, натягивая шнур, и замер. В наступившей тишине Бенджамиль слышал, как где-то рядом шумно сопит толстяк Ху-Ху.

— Готовы ли противники? — спросил Рафаиль.

— Готовы, — вразнобой откликнулись секунданты.

Двое мужчин с завязанными глазами сидели неподвижно, соединённые тонкой линией натянутой верёвки. Стихли образовавшие коридор ситтеры. Бенджамиль затаил дыхание. Упругая звенящая тишина повисла между замершими в восторженном ожидании зрителями, точно взведённый курок, точно сжатая до последней степени стальная пружина, готовая в любую секунду распрямиться, убивая, круша, калеча… Рафаиль вопросительно оглянулся на яфата. Яфат сделал полшага назад, оперся задом о край стола, застеленного скатертью с лицом грустного ребёнка, и кивнул. На его губах блуждала тонкая мечтательная улыбка.

— Фай! — крикнул крупье.

Максуд быстро выбросил вперёд руку с пистолетом, одновременно дёрнув на себя верёвку. Бенджамиль не успел понять, выстрелил ли он первым, или первым выстрелил сухощавый, или оба выстрелили разом. Он только увидел, как вспышка на короткий и яркий миг выхватила из полутьмы лицо Максуда. Ослабла и опять натянулась верёвка. Сухощавый качнулся и стал медленно валиться набок. На его голове, чуть выше повязки, расцветало темное пятно. Две сотни глоток взорвались торжествующим рёвом. Оглушённый Бенджамиль оглянулся вправо и увидел Ху-Ху. Толстяк, выпучив глаза и хватаясь пальцами за горло, опрокидывался на стоявший позади стол. Здоровенный, голый по пояс детина, скаля зубы, тянул в стороны концы захлёстнутой на шее Ху-Ху удавки, а яфат, блаженно щурясь, глядел, как судорожно сучат в воздухе короткие ножки в расшитых войлочных туфлях. Бенджамиль почувствовал, что сейчас его вырвет.

Но его не вырвало, каким-то чудом он сумел удержаться. А в следующий момент все принялись палить в потолок. Волна дикого первобытного чувства захлестнула Бенджамиля. Кажется, он орал вместе со всеми. Шокирующий, бьющий со всех сторон животный восторг стремился увлечь, утянуть его, Бенджамиля Френсиса Мэя в чёрную, жуткую, притягательную бездну. Бессознательно пытаясь вынырнуть, пробраться к выходу, он видел, как скатывают со стола мёртвое тело Ху-Ху, как, оставляя на паркете широкий и тёмный след, волочат за ноги его телохранителя. И он, будто в мучительном сне, продирался сквозь водовороты исходящих агрессией существ до тех пор, пока перед ним не возник Максуд, единственный человек в этом зверинце, Максуд, который схватил его за плечи, встряхнул и прокричал в самое ухо:

— Пошли отсюда! Яфат будет с тобой говорить!

Глава 19

Когда они вошли в небольшой кабинет с очень высоким потолком, яфат стоял возле окна, задумчиво глядя в темноту парка, слабо расцвеченную огоньками в железных бочках. В руке его дымилась наполовину выкуренная сигарета. По комнате плыл запах табачного дыма, к которому примешивался слабый аромат незнакомых специй. Яфат оглянулся.

— А! — сказал он. — Максуд! Пачи уже вымелись из зала?

— Не знаю, — ответил Максуд. — Ханни передал, что ты хочешь поговорить, и мы сразу пришли.

— Хотите покурить кухима или, может быть, выпить?

Яфат наконец повернулся к своим гостям, и Бенджамиль понял, что ломаные цветные полосы на его лице — это татуировка.

— Кухим везде одинаковый, а выпивка у тебя всегда лучшая в Сити, — улыбаясь, сказал Максуд. — Так что я лучше выпью.

Яфат вопросительно взглянул на Бенджамиля.

— Я тоже, — сказал Бен (пока они шли до кабинета, расположенного в конце левого крыла, он успел немного прийти в себя).

Яфат кивнул.

В парке закричали. Сначала один или два человека, потом крик подхватило с полсотни глоток, потом заорала, засвистела, заулюлюкала вся поляна перед центральной частью дворца. Раздались приглушенные расстоянием хлопки выстрелов. Собравшаяся у входа толпа в неизъяснимом восторге расстреливала звёздное небо. И Бенджамиль вдруг подумал, что у тех, которые смотрят сквозь дырочки в небесной чаше, не такая уж безопасная работа.

— А вот и пачи, — сказал яфат, довольно усмехаясь. — Хорошее было нынче представление.

Яфат бросил окурок в раскрытую форточку.

— Звёзды сегодня… — сказал он задумчиво и добавил, похлопав по подоконнику: — Идите ближе, парни, тут воздух свежее.

Бенджамиль и Максуд подошли к окну. Яфат извлёк из-за пазухи плоскую фляжку, отвернул колпачок и протянул Максу. Тот почтительно, словно совершая важный ритуал, принял блестящую посудину, поднёс к лицу, понюхал и хлебнул прямо из горлышка. Глаза его увлажнились.